Воздух буквально разрывался от треска, словно поблизости одновременно раздирали миллионы лоскутов. Истребитель промчался по взлетно-посадочной полосе и резко взмыл вверх, сверкая двумя кратерами работающих на форсажах двигателей. На старт рулили еще несколько машин, а остальные с натужным ревом запускались на ЦЗТ (централизованной заправке топливом - обширной забетонированной площадке с колонками). Никто не слышал друг друга, приходилось кричать, если необходимо было что-то сказать. Многие техники за долгие годы службы так и не смогли привыкнуть к реву реактивных двигателей и закладывали лампочки в уши, чтобы хоть чуть-чуть поберечь барабанные перепонки.

Отомстив своему начальнику, Железнов отправился в домик под ПУ ИАС (пунктом управления инженерно-авиационной службой, который называли также “курятником”), где техники отдыхали между вылетами.

-У тебя лампочки в ушах перегорели! - крикнул он по пути старшему технику группы авиационного оборудования Рыбалкину, задумчиво курившему у входа в домик, но тот только отмахнулся от замшелой шутки.

Мало кто отличался такой щепетильностью, как Рыбалкин: в помещении было накурено до одурения. В дыму раздавались громкие удары костяшек домино по столу, встречаемые громким смехом и витиеватыми ругательствами. Железнов умышленно не закрыл дверь, чтобы хоть немного проветрить в комнатушке, однако это вызвало протест:

-Эй, ты, в трамвае рожденный! А ну закрой дверь, не слышно ни х.. с их разлетом!

Железнов с трудом нашел место на лавочке, закурил и принялся подтрунивать над техником со своей эскадрильи Цымбалюком.

-Вася, что же ты так подвел со своим кактусом! Говорил же главный синоптик, когда ехали на аэродром, что будем летать как миленькие, так оно и есть. Солнышко светит, на небе ни тучки. Погодка миллион на миллион, так и шепчет - летай не хочу! А ты - кактус, кактус!

-Паша, не е.. мозги. Раз роса на кактусе выпала, все равно дождь будет, вот увидишь. Лучше подумай, как под ливнем самолет будешь чехлить и на стоянку отгонять.

Железнов беспечно махнул рукой, бросил окурок в так и не закрытую дверь и постучал по столу, “записываясь” в очередь на домино. Однако сыграть ему не удалось. В домик заглянул инженер полка по вооружению майор Горбунков, который был назначен сегодня старшим инженером полетов, и мрачно скомандовал:

-Всем строиться на ЦЗТ!

К этому моменту наступила блаженная тишина: разлет в основном завершился, и почти все самолеты были в воздухе за исключением двух только что приземлившихся спарок, вокруг которых деловито суетились техники первой эскадрильи, заправляя машины керосином, кислородом и азотом. Горбунков велел инженерам эскадрилий провести перекличку, и через пять минут получил от каждого четкий рапорт, сколько человек в наличии и чем заняты отсутствующие. Последовала команда “разойдись”, и техники с ворчанием, тихо проклиная бестолковое на их взгляд построение, побрели кто обратно в домик, кто полежать на травке, а некоторые к колонкам готовиться к встрече самолетов: при заправке в 50 процентов полет длился от силы 15-20 минут. Инженера второй эскадрильи Горбунков попросил задержаться.

-Уточните, где у вас старший лейтенант Терещенко и лейтенант Сидоров.

-Сидоров пошел в ТЭЧ, а Терещенко поехал на стоянку за зарядным устройством, чтобы заправить пилоны.

-Когда поехал? На чем? - встрепенулся Горбунков.

-Да минут пятнадцать назад, на своей ПСТОшке, “УАЗике”. А что случилось?

-Когда появится, немедленно его ко мне, а потом, наверно, к Мишечку. Тот с воздуха увидел ПСТОшку на колхозном помидорном поле и какую-то фигуру в черном комбезе. Велел мне разобраться.

-А вот, кстати, и он!

Как раз в этот момент автомобиль появился на ЦЗТ и затормозил на стоянке спецавтотранспорта. Из кабины выбрался старший лейтенант Терещенко, молодой офицер лет двадцати семи из группы авиационного вооружения. В руках он держал чемоданчик с зарядным устройством. Невысокий и коренастый, он был чрезвычайно хозяйственным мужиком: на речке у стоянки эскадрильи он всюду расставил капканы на ондатр, зимой охотился на зайцев и даже с обычных серых крыс, которые попадались в ловушку в каптерке, зачем-то снимал шкуры. Шутили, что он их красит под мексиканского тушкана или шанхайских барсов. Злословили, что и с мышей он снимает шкурки и шьет теплые портянки, хотя никто не видел ни портянок, ни ободранных мышей, тогда как освежеванные тушки крыс постоянно валялись за эскадрильским домиком, и кто-нибудь при виде очередной жертвы Терещенко шутил: “Кто парня раздел?”. Так что майор Пожарцев нисколько не удивился рассказу Горбункова. Было известно, что однажды Терещенко оказался проездом в Москве, и там его прямо на улице схватил какой-то режиссер с “Мосфильма”, которому срочно нужен был статист для эпизодической, без слов роли злодея-кулака с обрезом. Хотя режиссер был очень настойчив (внешность офицера показалась ему весьма колоритной), застенчивый Терещенко наотрез отказался от съемок, но после того, как он опрометчиво поведал об этом случае, над ним постоянно подшучивали в курилках.

Узнав от инженеров, в чем дело, Терещенко сразу приуныл.

-И когда только ты все успеваешь? - удивлялся Пожарцев. - Двадцать минут отсутствовал, уже и помидоров где-то за тридевять земель наворовал, и командиру полка на глаза попался. Иди теперь, отдувайся.

Инженер нагнулся к технику и что-то пошептал ему на ухо. Тот безнадежно кивнул и, опустив глаза, грустно поплелся через ЦЗТ в класс предполетных указаний учебного корпуса. Однако через десять минут вернулся совсем в другом настроении. Все техники эскадрильи, не занятые встречей самолетов, с интересом поджидали проштрафившегося сослуживца.

-Ну как, Коля, хороших получил п....лей?

-Да нормально все! - весело ответил Терещенко. - Я сказал, что ключи от квартиры искал. Потерял там, когда в прошлое воскресенье полк на уборку помидоров выгоняли. Спасибо, Семеныч идею подбросил, сам бы я стоял и молчал, как рыба об лед.

-И что, Мешочек тебе поверил?

-Нет, наверное, но виду не подал. Посмеялся только и велел ключи во время полетов не искать. И говорит еще словами из песни: “Мне сверху видно все, ты так и знай”. В другой раз обещал половины тринадцатой лишить. И надо же ему было ту ПСТОшку с самолета разглядеть! На полосу бы лучше смотрел.

Многие уже слышали эту забавную историю, но все еще раз от души посмеялись. В небе показались самолеты, которые предстояло обслуживать после посадки. Из домика вышел Цымбалюк и молча показал на горизонт. Там появились едва заметные черные тучи.

-Технику и свинье смотреть в небо не положено! - отчеканил Железнов. - Прекратите анализировать погоду! Для этого есть специально подготовленные люди.

Он довольно удачно спародировал высокое начальство, и все снова засмеялись.

-Техники с тревогой смотрели в небо. Неужели отобьют полеты? - с серьезным видом процитировал Рыбалкин недавнюю заметку в окружной газете, насмешившую всех до слез и вошедшую в “анналы”.

-Между прочим, когда я к Мишечку заходил, он телефон раскалял, что-то насчет погоды, - сообщил Терещенко. - Может, Васин кактус не соврал, союзник уже где-то поблизости.

Минут через двадцать все самолеты были на земле. На горизонте все заметнее чернело. Настроение техников сразу улучшилось в предвкушении досрочного окончания летной смены. Напротив, летчики нервничали и чертыхались.

-Ускорить заправку пятьдесят четвертой спарки! - нечленораздельно прохрипел динамик на ПУ ИАС.

-Сначала х.. изо рта выньте! - посоветовал Сенькин, зная, что в “курятнике” его не услышат. - Сейчас возьмем ведра и пойдем ускорять заправку. Как Горбунков на полетах старший, вечно подает ценные команды, как тот прапорщик из анекдота. “Товарищ прапорщик, остановите поезд!”. “Поезд, стой! Раз, два!”.

Из учебного корпуса вышел командир полка с заместителем по летной подготовке, и оба решительно направились к спарке на доразведку погоды. Тучи приближались все быстрее. Кабина самолета закрылась, взревели двигатели, и после пятиминутной газовки спарка двинулась по магистральной рулежной дорожке к месту старта. Все с тревогой наблюдали, как самолет набирает скорость, а небо быстро чернеет. И вдруг в мгновение ока плотные свинцовые тучи закрыли солнце, настали сумерки, и без всякой подготовки хлынул поистине тропический ливень, тот самый “союзник”, о котором мечтали техники. Впрочем, лучше бы ему было начаться хотя бы на пять минут раньше!

Ливень не прекращался, и минут через десять после того как командир выбрался из самолета и отправился в свой кабинет, последовала команда на отбой полетов. Несмотря на проливной дождь, все сразу весело засуетились. Кто-то посоветовал Цымбалюку подарить свой кактус начальнику метеослужбы, и эта шутка вызвала гомерический хохот. За считанные минуты самолеты были зачехлены, оборудование собрано, водила прицеплены. Тягачи постепенно растаскивали самолеты по стоянкам. Спецтехника после дозаправки крылатых машин в мгновение ока исчезла, а примерно через час на ЦЗТ стало совершенно пусто.

На стоянке второй эскадрильи царило радостное оживление. Почти в каждой каптерке гремели костяшки домино или стучали кубики нард. В группе САУ собрались самые нетерпеливые, которые принесли от радистов десятилитровый бачок с “массандрой” и,

Стоянки эскадрилий и ТЭЧ не показаны.

---------------------------------------------------------------------------------------------------------

подкачивая насос, разливали через шланг спирто-водяную смесь по кружкам. Солдаты сидели в курилке на улице.

Хотя отлетать успели только пару часов, но позади были и четыре часа предполетной и почти полтора часа послеполетной подготовок, так что рабочий день уже близился к завершению. Все с нетерпением ожидали, когда с совещания вернется Пожарцев, даст указания на завтрашний день, и все отправятся по домам. Томительно протянулись еще полчаса, прежде чем в домике появился инженер эскадрильи. Все сразу потянулись к выходу, но Пожарцев остановил техников.

-Не торопитесь. На боевом дежурстве вышел из строя самолет первой эскадрильи, им менять нечем, встанет наш тридцать шестой, у него ресурса до ремонта немного осталось. Так что вперед, начать подготовку.

Это сообщение не добавило радости никому. Однако все тут же решительно взялись за дело. Из укрытия под самолет быстро прикатили две тележки с парой ракет каждая, на всякий случай продув разъемы азотом. Хоть они и были защищены резиновыми заглушками, в такой дождь дополнительная предосторожность не выглядела излишней. Обычно техники пытались уклониться от подвески тяжелых изделий, весивших почти полтонны каждое и требовавших усилий десяти-двенадцати человек, рассуждая, что пусть вооружейники сами мучаются с лебедками. Но сегодня все торопились и быстро, как на тревоге, покончили с подвеской, тогда как работа с лебедкой требовала в несколько раз больше времени. Тут же подогнали к самолету АПА (аэродромный передвижной агрегат), и специалисты каждой группы начали тщательную проверку под током. Далеко не всегда этот процесс шел гладко, но сегодня капризная электроника смилостивилась над людьми и отработала без сбоев: когда на заключительном этапе проверки на экране прицела загорелись зеленые цифры 1, 2, 3, 4, означавшие готовность к пуску всех четырех ракет, специалисты облегченно вздохнули.

У одного Железнова кошки на душе скребли. Он мрачно подсоединил водило к своему самолету, забрался по стремянке в кабину, и тягач потащил “тридцать шестерку” к месту стоянки дежурных сил. Конечно, молодого офицера огорчало, что так внезапно все переменилось и вместо того чтобы ехать вместе со всей эскадрильей в гарнизон, он еще почти на сутки останется на аэродроме. Впрочем, потом он будет сутки отдыхать, а затем следующее дежурство. Подобные вещи, как и неожиданный, вне графика наряд, когда срочно нужно подменить заболевшего, уехавшего или проштрафившегося, достаточно часто случались; еще в училище лейтенант усвоил, что это непременный атрибут армейской службы. Железнов бы не расстроился так, если бы не дежурные силы. Почему-то ему постоянно не везло, и летчики, едва увидев борт номер тридцать шесть в дежурном звене, сразу начинали посмеиваться.

Когда Железнов через пару месяцев после прибытия в полк впервые заступил со своим самолетом на охрану воздушных рубежей, один из солдат боевого расчета самовольно взял временно снятый с самолета серебряно-цинковый аккумулятор, подключил к нему лампочку и всю ночь читал под одеялом, чтобы не мешать никому. Выяснилось это не сразу, лишь когда при установке в специальный отсек самолета обнаружилось, что аккумулятор глубоко разряжен. Железнов схватился за голову: его припугнули, что на него, как старшего техника, повесят стоимость испорченного прибора, сопоставимую с ценой “Жигулей”. Впрочем, тогда все обошлось, аккумулятор удалось восстановить.

А через пару месяцев вновь при дежурстве Железнова солдат, охранявший звено, проходя мимо самолета, случайно задел штык-ножом автомата тепловую головку самонаведения ракеты: на момент проверки защитный красный колпак с нее был снят. Головка, представлявшая собой специально выращенный кристалл, тоже была очень дорогой, однако Железнов уже успел узнать от более опытных офицеров, что подобные случаи обычно рассматриваются как неизбежные издержки боевой учебы, и наказание накладывается в административном порядке. Чтобы взыскать полную стоимость нанесенного ущерба, необходимо, чтобы завели уголовное дело. Чаще всего речь об этом не заходила, поскольку такие ситуации квалифицировались как небрежность или халатность. Так что Железнов особо не расстраивался, хотя приятного здесь было мало. Он отделался выговором за слабый контроль, а из солдатской зарплаты вычли сто рублей, растянув их на несколько месяцев.

К этому моменту специалисты проверяли пару самолетов, заступающую на предстоящие сутки, а летчики потом проводили газовку (самый неприятный этап, на котором нередко выявлялись какие-то недостатки, ничем не выдававшие себя в предполетную подготовку, хотя некоторые из них очень легко устранялись самым простым способом, именуемым “заменой летчика”). В тот день подготовка истребителей прошла гладко, и ритуал начался в установленный срок у символичного пограничного столба под флагом ВВС. После чтения боевого расчета на сегодняшнее дежурство последовали команда “смирно” и приказ заступить на охрану воздушных рубежей СССР. Строй замер в ожидании гимна, но вдруг из репродуктора грянула залихватская песня: “Кому это надо? Никому не надо! Кому это нужно? Никому не нужно!”. И надо же было такому случиться, что на БД как раз заступал начальник политотдела! Подполковник Богатиков побагровел, как свекла, дал команду “разойдись”, после чего зловеще поинтересовался:

-Кто старший техник?

Смертельно побледневший Железнов на ватных ногах робко приблизился к здоровяку-подполковнику и представился.

-Как вы готовились к ритуалу?

Лейтенант начал сбивчиво рассказывать, что кассету в магнитофон вставляет солдат, никогда нареканий не было, поэтому он просто удостоверился, что тот находится на своем месте, а магнитофон включен.

-Вы понимаете, что натворили? - отмахнулся от объяснений Железнова Богатиков. - Сегодня произошла профанация святая святых - боевого дежурства! Вы когда-нибудь видели американцев по телевизору? Они поют гимн, они почитают свой флаг! Если империалистические хищники способны на такой патриотизм, то советские офицеры и солдаты должны быть на голову их выше! Вспомните, как прогрессивный певец Дин Рид постирал американский флаг от символической крови. Он был прав, но у многих ослепленных буржуазной пропагандой его соотечественников это вызвало возмущение. А вы не постирали флаг ВВС, вы его втоптали в грязь, не в прямом смысле, конечно, а образно. Вы попросту надругались над гимном. Может быть, вы специально все это придумали? Наверное, особисту надо поинтересоваться вами всерьез.

Эти сентенции продолжались с полчаса. За это время успел приехать особист, который допросил Железнова и всех солдат. Выяснилось, что кассету с застольными песнями привезли на дежурство, чтобы послушать во время отдыха. Рядовой Кутлахметов, отвечавший за гимн, увидел кассету на тумбочке в спальном помещении, очень удивился (внешне они оказались неотличимы) и отнес ее в импровизированную радиорубку. Кассета с гимном все это время спокойно лежала на своем обычном месте, куда солдат даже не заглянул. Налицо было стечение обстоятельств, однако Богатиков не успокаивался. Он полагал, что кто-то специально подобрал идентичную кассету и нарочно положил ее на видном месте, чтобы ввести в заблуждение недалекого Кутлахметова. Как ни был подавлен Железнов, он все же подметил, что тогда мифический злоумышленник должен был бы просто подменить настоящую кассету, а не полагаться на случай, однако начальник политотдела не обратил внимания на эти слова. Но никакого антисоветского заговора выявить особисту, конечно, не удалось, и Богатикову пришлось ограничиться тем, что Кутлахметов отправился на гауптвахту, а Железнов лишился единовременного денежного вознаграждения по итогам года.

Железнов припомнил, как пару месяцев назад с этим отличным летчиком приключилась совершенно необъяснимая история: он забыл, как запустить двигатели, и не смог вылететь из дежурных сил, хотя только за месяц до этого казуса получил орден Красной звезды, сумев в почти безнадежной ситуации посадить самолет, когда на высоте около двадцати километров лопнуло лобовое стекло, а потом еще отказал один из двигателей. Этот конфуз разбирался на офицерском собрании в доме офицеров, и специально приехавший командующий округом недоумевал: “Если орденоносцы у нас такие, то что о других говорить! Что это за летчики: постоянно их то после отпуска, то после другого перерыва инструктор должен на спарке покатать. Я вот уже десять лет в танк не садился, а нужно будет - хоть сейчас с закрытыми глазами поведу. До войны даже любой комсомольский работник мог поднять в небо самолет, а сейчас? Стыдно, товарищи летчики!”. На защиту Андреева яростно встали все его сослуживцы. Орденская магия оказалась столь сильной, что даже срыв боевого вылета прошел для пилота практически бесследно: летчик отделался обычным дисциплинарным выговором, а к партийной ответственности его решили не привлекать.

-Срочно пожарку! - крикнул перепуганный Железнов солдату, а сам помчался к двигателям.

К его удивлению все оказалось в полном порядке, и только теперь он понял причину такой панической спешки летчика: тот стоял на краю бетонного покрытия и с неописуемым наслаждением долго-долго орошал скошенную травку. Стало ясно, что из-за внезапной готовности летчик просто не успел заняться этим прозаическим делом перед вылетом, хотя оно тоже входило в непременный предполетный ритуал.

-Чуть пузырь не лопнул! - со смехом сообщил пилот технику. - С одним немцем примерно такое же было, когда я в Германии служил. Пришел он к нам на полеты посмотреть по обмену опытом или что-то в этом роде, а сам ходит какой-то мрачный. А потом увидел, как мужики к краю бетонки поссать пошли, подбежал, встал рядом. Нужник где-то в кустах был, он его не заметил, наши туда отродясь не ходили, разве что по большому кому приспичит, а немец без сортира никак не мог - культура! А как наших увидел, так за компанию пристроился, думал, что в том месте можно. Все чуть не поумирали со смеху.

Железнов тоже посмеялся и поинтересовался:

-Империалиста хоть прогнали, товарищ капитан?

-Сначала бок о бок со мной летел, потом на нашей частоте по-русски спрашивает: “Андреев, что давно не летал? В отпуске был?”. Развернулся и ушел в сторону моря. Вот ведь разведка как работает у них! Все знают, заразы! Ладно, ближе к делу. Канистру сейчас тебе принесу.

Железнов понимающе кивнул. Нормы расхода спирта и “массандры” на “летающем гастрономе” были явно завышенными, но никто не торопился их пересматривать. На охлаждение прицела, как всегда, ушло гораздо меньше драгоценной жидкости, чем предусматривалось техническими условиями, тем более опытный летчик ухитрялся еще сэкономить, так что в бак достаточно было дозаправить совсем чуть-чуть, зато избыточные 10 литров техник разлил в две канистры: себе и пилоту. Хоть так вознагражденный за свои мучения, Андреев уехал на отдых в гарнизон, его сменщик давно уже был здесь. В отличие от техников, “куковавших” полные сутки, летчики сменялись каждые 12 часов: утром и вечером.

Чуть позже к Железнову зашел старший лейтенант Белкин из группы РЛО.

-Сколько с моего прицела слил? Давай все сюда, сегодня ждем борт и в командировку летим, тридцать восьмой погоним на ремонт в Насосную.

С некоторой досадой, но безропотно Железнов отдал спирт. Все-таки командировка - дело святое. А путь через всю страну в Насосную под Баку займет у группы обслуживания, видимо, больше месяца: истребитель и борт сопровождения не сколько летят, сколько томятся в ожидании на бесчисленных аэродромах. Впрочем, для любителей развеяться и разгуляться лучше такого путешествия не придумаешь: с полными канистрами спирта ты везде король и дамский любимец.

После обеда был еще один подъем из дежурных сил, но теперь Железнов отдыхал, летал самолет с первой эскадрильи. Не успел истребитель приземлиться, как появился Кошкин, радист с их подразделения, таинственно пошептался с техником самолета и набрал десятилитровую канистру спирта. Борт на Насосную должен был зарулить на площадку неподалеку от дежурных сил, так что группа, готовившаяся к командировке, ожидала в дежурном звене. Почти все успели отметить подготовку к отлету. Лица раскраснелись, глаза горели, голоса громко раздавались по всему домику. В комнату отдыха вошел только что приземлившийся летчик старший лейтенант Окрошкин, хмуро глянул на веселую компанию и поманил Кошкина в коридор.

-Ты почему все десять литров забрал? Где моя половина?

-Серега, брось ты мелочиться! В командировку же летим, там каждая капля на счету. А ты здесь еще наберешь себе хоть завтра, а может и сегодня.

-Я вам, товарищ старший лейтенант, не Серега, а старший летчик старший лейтенант Окрошкин. Командировка - это ваша проблема. Нужно было готовиться заранее. Мои пять литров отдайте.

-Заранее! Только утром сказали на построении, еле собраться успели. Серега, ты человек или нет! Нам же месяца два через весь Союз и обратно пилить.

-А кто сказал, что вы летите пьянствовать, а не работать? Давайте пять литров, и дело с концом.

-Да подавись ты, писюн газированный! Забирай всю канистру! - взорвался тридцатилетний Кошкин. - Видите ли, он старший летчик, белая кость! А мы, значит, технический скот!

-Ничего такого я не говорил, - спокойно парировал пилот. - Вы еще не успели улететь, а уже под градусом, вот и нервничаете, выдумываете что-то. А всю канистру не надо, только половину.

Окрошкин перелил к себе пять литров и молча ушел.

-Далеко пойдет парень! - сделал вывод Железнов: весь разговор отлично слышали в комнате отдыха и еще долго склоняли по всем статьям двадцатичетырехлетнего, но неуступчивого Окрошкина.

-Отстань, Слава! - вяло отмахивался Железнов от Арбузова. - После вылета потолкуем, враги все равно спокойно жить не дадут. Что я буду в бак лишний раз залезать! Тебе что, на стоянке самолетов мало?

-Ты в своих ДСах за неделю совсем от жизни отстал, - не унимался Арбузов. - Не знаешь, что Мишечек на замену уезжает? Позавчера представили нового командира полка - полковника Фирсова, из Днепропетровска приехал. Он поставил задачу провести ревизию спирта и “массандры” во всех эскадрильях. Никто не берет и не наливает, пока не уляжется эта канитель. А про ДСы он ничего не говорил. Самолет слетает, всю свою спиртовую бухгалтерию в порядок приведешь. Паша, будь человеком! Я без стакана спирта жрать не могу, с горшка потом весь день не встану! А дома нет ничего!

-Да тебе сколько ни наливай, у тебя никогда нет! На х.. мне искать на жопу приключения!

-Да Славка пятнадцать минут назад трезвый вышел, как стеклышко! За картошкой его послала.

Оказалось, находчивый Арбузов, спускаясь, заглянул почти в каждую квартиру, где просил “сотку” опохмелиться, так что за считанные минуты он пришел в свое привычное состояние, поскольку этого добра никому было не жалко: каждый наивно полагал, что от одной стопки тому вреда не будет.

Вот и теперь Арбузов не отставал, но Железнов был непреклонен. Весьма кстати их препирательства прервал подошедший дневальный:

-Товарищ лейтенант, вас к телефону.

Железнову звонила жена и просила принести спирта: сынишка заболел, температура, и врач рекомендовал растирать тело.

-Люда, у меня же стоит трехлитровая банка в кладовке!

-Да я утром у бича ее сменяла на два мешка картошки, а Мишка потом сразу затемпературил.

-Ты еще с какими-то бичами там контактируешь, делать тебе нечего.

-Он на улице подошел, предложил, что отказываться! Через полчаса принес к двери, а я сама потом втащила в прихожую, когда он ушел, в квартиру его не пускала.

-Ладно, привезу.

Железнов положил трубку.

-Повезло тебе, Славка. Давай канистру. Только больше двух литров не налью.

Арбузов даже подпрыгнул от радости, а Железнов направился с сумкой к самолету. Вокруг было спокойно, он отвинтил пробку, запустил в бак шланг, засосал из него воздух и направил струю в канистру. Набрав себе три литра, он, чертыхнувшись, вспомнил, что канистра Арбузова осталась на кровати.

-Ничего не трогай, у меня пробка не закрыта! - крикнул Железнов солдату, охранявшему самолеты, и побежал в домик.

Канистра уже куда-то делась, и минут пять ушло на поиски и разборки. Оказалось, пошутил другой техник. Он уже собирался передать Железнову емкость, как вдруг в домике раздался пронзительный звон. Техники позабыли обо всем на свете, побежав готовить самолеты к вылету. Через несколько минут сразу оба истребителя порулили на старт. Железнов наблюдал, как его “тридцать шестерка” разгоняется на взлетной полосе и вдруг с ужасом нащупал в кармане позабытую в суматохе пробку от спиртового бака. Побледневший техник со стоном опустился на траву и закрыл лицо руками. Предпринимать что-то было уже поздно.

Железнов сидел в клубе офицеров в первом ряду и ожидал своей очереди. Первым перед судом чести предстал Арбузов. Он уже в четвертый раз стоял на сцене и чувствовал себя очень уверенно.

-Полюбуйтесь на эту пародию на офицера! - гремел полковник Фирсов. - Я еще почти никого не запомнил в полку, а фамилия Арбузов мне сразу в память врезалась. Успел дважды в строй опоздать, на строевом смотре щеголяет в погонах лейтенанта. Самозванец! А затем не заступает в наряд дежурным по штабу! Этот наряд по Уставу - для сержантов, а мы по специальному решению командующего округом ставим туда офицеров и прапорщиков. У дежурного по части список из сорока пяти алкоголиков, которым нельзя выдавать оружие. В наряды они из-за этого ходить не могут, добросовестные военнослужащие из-за них несут дополнительную нагрузку. Пусть бы по штабу подежурили, здесь пистолет не нужен. Нет, младшему лейтенанту Арбузову и это не под силу! На развод суточного наряда он не прибывает, шляется черт знает где, командир и инженер эскадрильи найти его не могут. В выходной день выдергивают с отдыха добросовестного старшего лейтенанта Некрасова, чтобы тот срочно заступил в наряд вместо этого алкоголика. И что вы думаете? В одиннадцать вечера в квартире командира полка раздается звонок. Супруга спрашивает: “Кто там?”. Ответ: “Свои!”. Она зовет меня из-под душа, сама открывает дверь, я выхожу и вижу эту ошибку природы - Арбузова. Пьян в стельку, на ногах не держится, но к командиру полка прибыл. Видит меня, сказать ничего не может - немая сцена. Не знаю, спутал подъезд или квартиру, так я ничего не добился, отправил его на гауптвахту. Думайте, товарищи офицеры, место ли такому экземпляру среди вас.

Следом выступил доктор, который не особо смущался, разглашая врачебную тайну:

-Есть у меня журнал, где я веду учет наших алкоголиков. Правда, кое-кого изредка с учета снимаю, когда за ум берутся, но таких крайне мало. Ко мне как проверяющие приезжают, я им сразу этот журнал подсовываю. Они больше ничего не проверяют, только сидят и читают. Горько, товарищи офицеры, что так спиваетесь. Вот был у нас один двухгодичник, уже уволился. Так спился же здесь за несколько месяцев! Слышал я, как он хвастался в курилке своими успехами на половом фронте, а я-то знаю, что он уже на почве алкоголизма почти импотент. Жена его мне рассказывает: “Я уже забыла, когда он меня в последний раз обнимал. Можете это завтра на построении объявить”. Но не о нем речь. Среди всех этих людей Арбузов - особый случай. Он сумел даже переродить микрофлору кишечника. У него там все нормальные палочки вымерли, остались только алики. Они постоянно требуют стакан спирта, иначе у парня жуткий понос начинается. Арбузову нужно лечиться, лечиться и лечиться, иначе скоро организм такой нагрузки не выдержит, и груз “двести” на родину этого офицера отправится.

Прения не заняли много времени. Суды чести с Арбузовым всем уже смертельно надоели, так что решение ходатайствовать об увольнении его из вооруженных сил все восприняли равнодушно. Впрочем, от Железнова не ускользнуло, что командир эскадрильи и Андреев выглядели именинниками. Однако думать ему было об этом некогда, поскольку настала его очередь выходить на сцену. Под сотнями пристальных взглядов молодому лейтенанту стало не по себе, и он опустил глаза.

-Случай вопиющий! - подхватил начальник политотдела. - У лейтенанта Железнова постоянно что-то случается на боевом дежурстве. То солдат аккумулятор разрядил, то штык-ножом ракету разбил. Контроля никакого. А еще тот мерзкий случай, когда на ритуале вместо гимна какие-то запели частушки-хохотушки: “Кому это нужно? Никому не нужно!”. И это о боевом дежурстве! Я бы попросил соблюдать тишину в зале, здесь не смеяться, а плакать нужно. Молодой офицер, и такое наплевательское отношение к БД! Никакого чувства ответственности! Что-то слишком много случайностей, я бы сказал очень странных. В довоенные годы, товарищ лейтенант, вам бы и первого случая с аккумулятором за глаза хватило. Уже бы вы не стояли среди нас и не подрывали злостно боевую готовность. Я бы даже сказал, что не нелепые все это случайности. Возможно, во всем этом хладнокровный расчет, и лейтенант Железнов вовсе не так прост, как кажется. Все его действия прямо льют воду на мельницу международного империализма. Вольно или невольно данный офицер стал прямым пособником заокеанских агрессоров, которые опутали нашу страну паутиной военных баз. Наверняка империалисты рассчитывают на пятую колонну в лице таких вот железновых, но мы не должны дать им ни малейшего шанса торжествовать. Таким офицерам не место в армии!

Чрезвычайно довольный собой, подполковник Богатиков сел. Его патетическое выступление навеяло на всех тоску. Ни для кого не было секретом, что летчики с неохотой шли на политработу, которая только отвлекала от любимого дела и потому считалась обузой, из-за чего давно почти повсеместно стала чем-то вроде почетной ссылки для посредственных и слабых пилотов. Богатиков не был исключением, и техники за глаза ядовито называли его “Покрышкиным”: чуть ли не после каждого второго вылета начальника политотдела на самолетах приходилось менять резину. Однако реноме старшего офицера и политработника высокого ранга необходимо было поддерживать, поэтому Богатиков периодически заступал на боевое дежурство, однако вылетать ему давали крайне редко.

Зал, поначалу настроенный против беспечности Железнова, под влиянием речи Богатикова переменил мнение. Выступили несколько человек, которые взяли лейтенанта под защиту и призвали простить его еще раз. Начальник политотдела пытался одергивать выступавших, но майор Пожарцев, рискуя навлечь на себя немилость, огрызнулся:

-Мы вас, товарищ подполковник, не перебивали! Для того и существует суд чести, чтобы каждый мог высказаться. Если вы заранее приняли решение, надо было его исполнять, а не устраивать показательный процесс, чтобы блистать красноречием. У Железнова много недостатков, но он не враг, каким его пытались выставить. Понизить его в должности, и дело с концом.

Единственным, кто поддержал Богатикова, был старший лейтенант Окрошкин. Он долго разглагольствовал о повышении боеготовности и необходимости всерьез взяться за борьбу с расхищением спирта и СВС. Богатиков удовлетворенно кивал во время этой речи, Фирсов ничем не проявлял своего отношения к этим словам, а Железнов с ненавистью смотрел на молодого летчика, порываясь публично рассказать о его скандале на БД из-за пяти литров спирта, но благоразумие взяло верх: наверняка Окрошкина ожидало скорое повышение, и наживать в его лице врага не следовало. Подвел итог прениям командир полка:

-Много всего было сказано, думается, это хороший урок для лейтенанта Железнова, будем надеяться, что больше мы по поводу его приключений собираться не будем. Наверное, с далеко идущими выводами торопиться не стоит, - Фирсов довольно неприязненно посмотрел на Богатикова и продолжил, - тут налицо полное разгильдяйство и возмутительная халатность, но никак не преступный умысел, иначе с Железновым разговаривали бы не на суде чести, а совсем в другом месте. А чтобы он крепко запомнил этот случай, ходить ему в лейтенантах, пока я здесь командир полка. От самолета он уже отстранен, переведен в группу СиД. В общем, думайте. Я, например, не вижу оснований для его увольнения, если он обещает, что больше такого не повторится.

Железнов охрипшим от волнения голосом пообещал исправиться и попросил оставить его в армии. Через десять минут суд принял формальное решение ходатайствовать о его снижении в должности, и лейтенант с облегчением перевел дух.

-Знаешь, Петя, какой японский псевдоним Горбачева? - спрашивал Железнов у соседа по столу. - Пейсоки Сука-сам! А по-нашему - минеральный секретарь ЦК КПСС!

Начальник строевого отдела майор Воробейчик громко захохотал.

-Молодец, Паша! Где ты такой классный анекдот услышал? И вправду - нашего человека хочет отучить пить. Я тут на днях пива в магазине купил три литра. А крышку плохую взял, чуть протекло в сумку. На улице отпил глоток, чтобы больше не выплескивалось. Тут как тут менты - распитие спиртных напитков в общественном месте. Хорошо, удостоверение личности при себе было, отстали. А гражданского бы сразу загребли. Да мне хоть тысячу постановлений принимай, я все равно на новый год выпью шампанского, а потом водочки. Хорошо сидим!

Действительно, стол ломился от яств. Люда постаралась на совесть и ушла с Мишкой и Колькой к подруге, чтобы не мешать мужскому разговору под водку и коньяк - спиртом и массандрой за столом даже не пахло. Приятели изрядно захмелели и вели бесконечные беседы на самые животрепещущие темы.

-Между прочим, - многозначительно сообщил Воробейчик, - начали мести по-крупному. В дивизии, знаешь наверное, инженера по СиД на шесть лет посадили - за спирт. Направо и налево шло. Из Москвы борта садились, бочками грузили. Начали копать - до таких генералов и маршалов дошли - о-го-го! На той же жопе и сели. Те генералы, что в 0150-й приказ попали - мелочь, верхушка айсберга. Просто был хороший повод для кого-то от них избавиться. А вот всех настоящих х.. сковырнешь! А всякую шушеру сейчас начнут под зад коленкой! Вот увидишь! Арбузов месяц назад залетел, помнишь?

-Не слышал пока, я тогда в отпуске был.

-Да ты что! Это ж новый анекдот! Послал его Пожарцев зачем-то в ТЭЧ. А там самолет с третьей эскадрильи. Ты знаешь, хоть все перед ТЭЧ сливают, все равно по трубам можно что-то найти. Гоняют, гоняют они самолет. Нацедили кружку массандры. Она аж горячая, поставили остывать. Тут Арбуз подлетает, голодными глазами на кружку смотрит. Они ему говорят, пей, не жалко. Думали, не будет. Не угадали. Он всю кружку засосал, не поморщился и спокойно так спрашивает: “А холодненькой у вас нету?”. Пошарахался он по ТЭЧ, довольный. А они на обед в гарнизон собираются. Сидят в своей будке, водитель где-то ходит, начальника тоже нет. Арбуз сел в кабину и повел “ЗИЛ”. Никто не понял, думали, все по плану, им из будки не видно. Он до поселка доехал, тут его развезло - и в столб. Бампер помял, столб уронил. Пара человек шишки набили. Вылезают с матюгами, а там Арбуз в кабине, лыка не вяжет, они аж ох..ли. За столб он, говорят, энергетикам десять литров поставил, ему ничего не предъявили. А мне Фирсов сразу велел представление на увольнение готовить. Вчера в округ звонил, уже у них есть приказ министра обороны. Вот так скоро! Фирсов мне дал список штатных залетчиков. При первом случае пьянства - сразу на увольнение. Вот тебе и Пейсоки Сука-сам!

-Да, - неопределенно протянул Железнов. - От залетчиков избавятся, может, нормальным продвижение будет. Обидно, Петя! Уже шесть лет в лейтенантах! С кем приехал - двое уже капитаны в ТЭЧ. Начстроя из помощника сделали старшим помощником начальника штаба, ты тут же майора получил. А я в двадцать шесть лет лейтенант! Окрошкина аж капитаном комэской к нам в эскадру поставили, только сейчас майора дали, а он только на два года меня старше. Сколько же мне за ту глупость расплачиваться! Можешь что-нибудь придумать? Пока он в отпуске будет, пошлешь втихаря! А я в долгу не останусь!

-Эх, Паша, Паша! Он же тогда на суде чести во всеуслышание объявил - пока он в полку, ходить тебе в лейтенантах. Он же все помнит, хоть четыре года прошло. У него книжечка небольшая, про каждого там что-то есть, даже опоздание в строй фиксирует. Случайно подглядел, когда он ее листал. Про Арбуза там целый роман. Ты же знаешь, какой наш Ледокол упертый. Я не успел майора получить, слегка провис: проспал, на службу на час опоздал. Он мне говорит: “Смотри у меня! Я тебе так по твоей новенькой большой звезде ударю, снова на четыре маленьких рассыплется!”. На фига мне рисковать! Будешь ты ходить вечно лейтенантом, разве что подвиг совершишь. Посмотри, как мужики стараются. Окрошкин не успел приехать - командир звена. Осмотрелся - зам комэски. За Васюкова на полтора месяца остался - алкашей в первой эскадре крепко прижал. А тут у вас Желтков на повышение ушел - и вот Окрошкин ваш командир эскадрильи. Чувствовать надо политический момент. Анекдоты про минерального секретаря за столом хорошо рассказывать, а в жизни по-другому нужно. Или вот Тимаков с вашей эскадрильи. С ним пару недель назад был прикол. Леха уже пятнадцать лет тут служит, чуть ли не Ленина здесь видел, заменяться не хочет. Все рапорта писал, болезнью тещи прикрывался - он на местной женат. Но крайний рапорт Фирсов не подписал, приезжает к Лехе сменщик, сидит в нашей общаге. Леха приносит три литра спирта, закуску, начинают обмывать приезд. А тот с “СУ-15” приехал, спирта столько никогда не видел, накинулся, как с голодного края. Глаза по залупе, и не видит, как Леха в сортир бегает, пальцы в рот - и опять трезвый. Потом лавровый лист пожевал, подходит к Окрошкину, дескать, меня на замену отправляете, я тут пятнадцать лет верой-правдой, а сменщик не успел приехать - уже пьяный в стельку лежит в общаге, дела даже принять не может. Окрошкин не поленился сам сходить, накатал Фирсову рапорт, сменщика назад отправили - за свой счет, а Леха еще на год остался. Только ты молчи - об этом никто знать не должен. В общем, парни дело туго знают. Вы Окрошкина в Окрыскина перекрестили, а он еще и Ледокола через несколько лет подсидит, если не заменится до того времени. Вот так! Держи нос по ветру, тогда не пропадешь. Тут я тебе и пригожусь.

Железнов тяжело вздохнул. Не такого результата ожидал он от задушевной беседы, которая обошлась чуть ли не в половину месячного денежного содержания. Но даже такое расплывчатое и мало к чему обязывающее обещание все же было лучше, чем ничего. Да и сам разговор помог лейтенанту взглянуть на некоторые вещи с другой стороны. Здесь было о чем подумать.

-Ну сколько уже можно за нас пить? - заплетающимся языком еле выговорил Арбузов. - Все нормально! Я говорю - нормальные все мужики. Вот давайте выпьем за Пашу Железнова! Парень из-за меня пострадал четыре года назад, хотел мне налить, чтоб я здоровье поправил. И вот теперь так лейтенантом и ходит. За что? Ладно, я - алкаш со стажем, уволили меня на х.. - ну и х.. с ними! Давайте! За вас, остающихся!

Выпив очередные полстакана, Арбузов упал и захрапел. Его положили в углу гаража на чехлы, другим чехлом прикрыли и оставили в покое. Вся вторая эскадрилья собралась здесь, чтобы проводить Арбузова на “дембель”, а Терещенко на новое место службы - дошла и до него очередь, приехал сменщик. Техники пришли почти все, а летчиков только несколько человек. Официально всякие застолья теперь запрещались, но это не помешало всем собраться в гараже. Пожарцев из осторожности приглашение отклонил и велел особо не шуметь и не привлекать внимание.

-Вот раньше на “зеленку” ходили! - ностальгически вздыхали старожилы. - На зеленую природу да к зеленому змию! Красота! Потом, помните, телеграмма была - запретить “зеленки”, когда в Спасске инженер по пьяни студента ножом поранил? Все равно же ходили! А теперь по гаражам прячемся - раньше только в дождь так делали. И вообще - уже десять рублей бутылка водки. Нам-то ладно с массандрой, а другим людям каково? Мы уж вволю попили, а детей жалко: подрастут, что пить будут? Помните стишок, когда по пять тридцать водку сделали? “Если будет водка восемь, все равно мы пить не бросим. Передайте Ильичу - нам и десять по плечу. Ну, а если будет больше, будем делать так, как в Польше!”

-Кстати, о Польше! Говорят, у нас какая-то своя “Солидарность” появилась.

-Да не “Солидарность”, а “Память”. Что-то против евреев, кажется. Какой-то Васильев у них вроде фюрера.

-Дожили! Вот вам и перестройка с гласностью!

-Мужики, слушайте анекдот. Эскадрилья пьянствует, комэска посылает замполита с проверкой и спрашивает: “О чем офицеры разговаривают?”. “О женщинах”. “Все нормально, пусть пьют”. Через час посылает. “О чем теперь разговаривают?”. “О женщинах”. “Нормально”. Еще через час посылает. “О чем теперь разговаривают?”. “О политике и об армии”. “Все, напились, пора разгонять”. Вот и вы так же. Что, уже пьяные, о политике болтать? Ну их всех к черту! Мы сегодня Славку с Колей провожаем, а про это уже забыли.

-Коля, на кого же теперь ты охотиться будешь? - зубоскалил Тимаков. - Вчера около стоянки зайцы с ондатрами строились, лапами махали, просили тебя передать привет азербайджанским тушканчикам.

Все хохотали до упаду, Терещенко хитро улыбался. За эти годы он еще больше стал похож на карикатурного кулака. Его сменщик, старший лейтенант Чумаков, за несколько дней успел освоиться в новом коллективе и принялся рассказывать поучительную историю о случае в Насосной, о котором как-то зачитывали телеграмму на построении, но теперь предстояло услышать это почти из первых уст.

-Я тогда ДСЧ заступал. А дежурный по части с помощником, смотрю, шесть “огнетушителей” азербайджанского “Агдама” с собой набрали. Спрашиваю: “Мужики, вам не до х.. будет? Наряд все-таки!”. А они только руками машут. Воскресенье было, в штабе никого. И они с начальником первого караула по пьяни что-то заспорили, переругались. Он под окошечком дежурного сел и давай туда стрелять. Дежурный по части - в ответ палит из окошечка. Обе обоймы каждый расстрелял, ни разу никто не попал, но бойцы со знамени убежали. Утром обоих на губу, командир полка на построении говорит: “Хорошо, что все так обошлось, но все-таки - сколько стреляли и ни разу не попали! Стрелки! Сегодня всем на стрельбище!”.

Пошли одна за другой многочисленные истории про неожиданную стрельбу и казусы с оружием. Старший лейтенант Янковский, которого недавно перевели из Чугуевки, припомнил нашумевшее с десяток лет назад дело с угоном самолета в Японию:

-Я как раз во второй эскадрилье там служил, где и Беленко. Он был начальником штаба эскадрильи, хоть и старший лейтенант. Некоторые прапорщики его еще помнят, а офицеры, конечно, все уже заменились. Когда в тот полет уходил, на техпосту ручкой помахал - и с концами. А в книге выдачи оружия в графе возвращения пусто долго было, пока один добросовестный дежурный не написал: “Убыл в НАТО (сука)!”. Японцы, конечно, помучились, особенно двигатель когда снимали. И сказали: “Планер разрабатывал гений, а электронное оборудование первобытный человек”. А в эскадрилье еще долго всякие заглушки от этого самолета валялись, как перед комиссией уборка - что-то да попадется.

Разговоры понемногу затихли: душа требовала музыки. Белкин сбегал домой за гитарой, и вскоре импровизированный эскадрильский хор одну за другой распевал народные и авиационные песни:

Особенно всех брал за душу “Гимн техников”, гвоздь любого эскадрильского мероприятия:

Когда песня закончилась, наступила тишина и вдруг послышалось всхлипывание: это проснулся среди чехлов Арбузов и растрогался. Подняться он не смог, ему принесли в угол стакан, он лихо выпил и снова затих. Все давно изрядно захмелели, и никто не обращал внимания, что Железнов подносит стопку к губам, скрывая ее в ладони, а потом незаметно выливает на землю. Он выпил лишь первые три, да и то давно сбегал за гараж и очистил желудок, сунув пальцы в горло, после чего прополоскал рот принесенным с собой растительным маслом и пожевал по очереди щепотку чая и два лавровых листа.

К нему подошел Терещенко.

-Паша, когда Арбуз за тебя тост предлагал, я не пил, ты заметил? А знаешь почему?

-Догадываюсь.

-На х.. это надо - своих закладывать. Снял бы на своем техпосту тот красный колпак с учебной ракеты и дело с концом. Отдал бы мне, я бы пузырь выставил, посидели, поговорили - и нормально. Зачем надо было на ПУ ИАС докладывать?

-Сколько можно говорить! Самолет был не наш, я не знал, что ты вместо Сергеева и первую эскадрилью обслуживаешь.

-Не знал! Я на две эскадрильи с двумя бойцами разрываюсь, с “курятника” перед самым разлетом ЦУ дают на два самолета ракеты подвесить. Колпак не успел снять. Ладно, Семеныч мне подсказал, я потом написал в объяснительной, что подвеску осуществляли сокращенным расчетом, так сразу отстали: сами НИАС нарушили, что все в нарядах, некому обслуживать. Ладно, дело прошлое, зла не будем держать. Теперь давай выпьем.

-Разрешите, товарищ майор?

-Что вам, товарищ лейтенант?

-Понимаете, завтра полеты в первую смену, а вся эскадрилья в гараже празднует, Терещенко и Арбузова провожают. Многие летчики тоже там. Куда это годится? Я из-за своей глупости, которую уже сто раз искупил, сколько лет лейтенантом хожу, а им все до лампочки - полеты или нет.

Окрошкин с интересом посмотрел на техника.

-Интересно, пришли бы вы ко мне, если бы на погонах было три звездочки? Ладно, я поговорю о вас с Фирсовым. Возвращайтесь в гараж и будьте вместе со всеми, продолжайте веселиться, ничему не удивляйтесь. Очень интересно было с вами поближе познакомиться.

Чеканя шаг, Железнов возвращался в строй, сжимая в руке заветные погоны старшего лейтенанта, только что полученные от Фирсова. После построения сослуживцы принялись поздравлять техника:

-Ну, Паша, дождался! Молодец!

-Сколько же лет они тебя мурыжили!

-Давай пять!

-Ты пока еще лейтенант. Вот обмоем - другое дело.

Железнову было немного не по себе. Еще не изгладилось из памяти, как два месяца назад в самый разгар веселья нагрянул патруль, который никого не выпускал из гаража, пока не прибыли командир эскадрильи и начальник политотдела. Самых пьяных отправили на гауптвахту, а Арбузова отвезли в вытрезвитель: теперь это был гражданский человек. Примерно половину гуляк отправили по домам и больше не трогали, как характеризовавшихся по службе положительно, припугнув, правда, что это для них “последнее китайское предупреждение”. В числе счастливчиков оказался и Железнов - никому это не показалось подозрительным, поскольку за прошедшие четыре года он не имел ни одного нарушения дисциплины. Многим наложили дисциплинарные взыскания, других лишили части “тринадцатой зарплаты” - с формулировкой “за бытовое пьянство”. Всех без исключения летчиков, оказавшихся в гараже, на неделю отстранили от полетов. По иронии судьбы среди наиболее перегрузившихся спиртным оказался старший лейтенант Кравцов, новый техник “тридцать шестерки”. Штрафника отправили в группу СиД, а Железнов вновь принял свой прежний самолет. Теперь новоиспеченный старший лейтенант прикидывал, как бы поделикатнее ускользнуть от “обмывки”. Ничего не приходило в голову, и он решил потянуть резину, надеясь, что в конце концов что-нибудь придумает.

В тот же день вечером Кравцов выпивал на кухне с соседом из ОБАТО и жаловался на жизнь.

-Вот ведь судьба-злодейка! Техником был - спирта с массандрой хоть жопой ешь, а теперь побираться приходится! Налили - и то праздник, есть, что отметить. Надо же, как все повернулось! Сидели, культурно отдыхали - в воскресенье! Раньше бы и слова никто не сказал, если нормально на построение придешь. А тут патруль нагрянул в гараж, и началось! Дурдом какой-то.

На кухню заглянула жена соседа и, услышав последнюю фразу, заинтересовалась:

-Когда это патруль в гараж нагрянул?

-Да уж месяца два назад.

-Все правильно, припоминаю этот случай. Оказывается, это про вас. Я как раз в то воскресенье дежурила на коммутаторе, помню, Окрыскин ваш звонил коменданту, чтобы тот послал патруль в гараж, даже номер точный называл.

-Что? Он сам посылал? - изумился Кравцов. - А пришел когда, у него был такой вид, будто это для него большой сюрприз. Ну и ну! Как же так могло быть?

-Очень просто - вас заложили. Стукач тоже гудел вместе со всеми в гараже, а потом или заранее предупредил Окрыскина. Тот вызвал патруль. А потом пришел и разыграл комедию, чтобы стукача не выдать, - сделал вывод сосед. - Ищи, кому это было выгодно.

-Кому, кому. Вот Леха Тимаков не хотел уезжать, но сменщик его вовремя напился и Окрыскину на глаза попался, так что Леха остался, ему незачем закладывать. Арбуз, может, хотел отомстить? Да у него мозгов не хватит, и сразу он вырубился, спал в углу. Может, Пашка Железнов решил рубануться? Он сегодня как раз старшего лейтенанта получил, четыре года ждал. Да нет, не мог Пашка! Свой же парень. Впрочем, самолет-то мой ему передали... Даже не знаю, что и думать. Лена, а Окрыскину никто тогда не звонил, не помнишь?

-Звонил только Фирсов, про полеты они что-то говорили - и все.

Разговор оборвался - к соседке пришла подруга. Она тоже работала на телефонном коммутаторе. Как оказалось, в тот день именно ее Лена сменила вечером. Никаких разговоров Окрошкина по телефону она не помнила.

-Нет, не звонил ему никто при мне. Я бы наверняка запомнила, в одном подъезде живем, любопытно, о чем сосед болтает. Парень тогда какой-то меня чуть с ног не сбил, когда домой шла. А потом обратно поднялся и к Окрошкину в дверь позвонил.

-Как выглядел тот парень? - встрепенулся Кравцов.

Выходя вечером из летно-технической столовой, Железнов в гардеробе с удивлением обнаружил, что на шинели кто-то с мясом вырвал по звездочке с каждого погона, вновь “разжаловав” его в лейтенанты. “Наверное, намекают на “обмывку”, - подумал офицер. - Придется, видимо, отмечать, только бы придумать, как тайком это сделать. Но зачем же так погоны похабить?”.

Настроение было испорчено, и Железнов медленно побрел по аллее. Он задумался, и не заметил в темноте, как сзади из кустов выскочили несколько человек. В мгновение ока на голову ему надели мешок, кто-то зажал рот, а двое схватили за руки. В ту же секунду Железнов почувствовал сильный удар сапогом в живот и согнулся от боли. Избиение продолжалось минут пять. Нападавшие действовали очень аккуратно, не нанося никаких видимых повреждений: голову не трогали, все удары приходились в грудь, живот и спину; били как ногами, так и кулаками. И вдруг все прекратилось так же неожиданно, как и началось. Раздался топот нескольких бегущих ног, но когда Железнов стянул с головы мешок, никого уже не было видно. На тротуаре лежал белый лист бумаги, к которому при помощи двух звездочек было прикреплено несколько пожелтевших осиновых листьев. Под этим своеобразным гербарием чернели четыре крупные буквы: “Иуда”. Железнов мгновенно все понял и похолодел. “Как же они догадались?” - с тоской подумал он и с ужасом представил, что замены ждать еще долгие девять месяцев.